Личное снаряжение каждый подбирал по собственному вкусу; изощренная охотничья индустрия Америки предоставляет для этого неограниченные возможности: здесь можно купить патронташи, подсумки, ножи, ружья, охотничью одежду любого мыслимого дизайна и удобства (уважая утонченность, я все же отдаю предпочтение простым проверенным вещам).
В полной темноте мы распределяемся по еще невидимым мне, но знакомым остальным охотникам угодьям, разделившись и сообщая друг другу о выбранных точках по рации. В том месте, где предполагалось начать охоту, уже кто-то стоит, нам приходится развернуться и заехать на другой склон. Останавливаемся и ждем. Скоро начнет светать.
Каждый, кто охотился, знает, что рассвет для охотника — особое время. По мере того как невидимое ранее начинает угадываться в первом утреннем свете, надежды на успех также становятся все отчетливее, настроение поднимается, и ты уже знаешь, что до момента полуденного разочарования, высвечивающего все вокруг в истинно-прозаическом свете, есть еще несколько замечательных часов.
Там, где мы находимся, утро особенно еще и тем, что оно скрывает сплошные рубки, как шрамы, покрывающие лесистые склоны Каскадных гор. В утреннем тумане, дымовой завесой ползущем между деревьями, даже вырубки выглядят волшебно-завораживающе. Днем же они напоминают погост.
Когда летишь над знаменитыми Каскадными горами на самолете или вертолете, видишь фантастически-красивую панораму: силуэты убеленных снегами вулканов, поднимающихся из зеленых волн гор. Но, приглядевшись, замечаешь, что лесной ковер весь в прорехах — рубки простираются на десятки тысяч квадратных километров...
Рубка уникальных хвойных дождевых лесов Северо-Запада США, не встречающихся больше нигде на Земле, — необъятная и противоречивая проблема. Вокруг нее, наряду с охраной лосося, развивается в этом регионе основная драма взаимоотношений Природы и Человека, вовлекающая в свой оборот массу экологических, финансовых, социальных и прочих конфликтов.
Уничтожение лесов с 800-летними деревьями — это трагедия, однако предотвратить ее нельзя. Рубки наглядно иллюстрируют уничтожение исконного разнообразия видов животных и растений, но поднимающийся на вырубках подрост служит кормом для оленей, которого нет в таком обилии в первичных высокоствольных лесах. В результате — вместе с рубкой лесов — численность оленей не только не уменьшилась, а радикально возросла, и это служит надежным аргументом ретивым сторонникам хозяйственного преобразования природы.
Для биолога такая позиция не выдерживает критики, так как замена исходного биологического разнообразия на пяток «хозяйственно привлекательных» видов — это не только не решение проблемы, это катастрофа. Однако сегодня я здесь присутствую как охотник и как охотник должен отвлечься от экологических проблем и радоваться тому, что дичь в этих краях в изобилии.
Постепенно светает настолько, что можно, наконец, сделать первые фотографии. Мы молча просматриваем окрестные склоны в бинокли. Ничего. Перекинувшись по рации парой фраз с другими участниками, решаем поменять позицию.
Сама охота по общему стилю здесь сильно отличается от традиционного российского о ней представления. Это, главным образом, разъезды в горах по гравийным (ни луж, ни грязи, ни колдобин!) дорогам, проложенным в разное время для вывоза древесины (лес окупает все!) среди нескончаемых вырубок, переговоры между машинами, периодические съезды в одно место (если удается отследить оленей) для попытки организовать загон.
Стрелять зверя из машины и с дороги нельзя. Поэтому, увидев оленей, охотник останавливает машину, выскакивает из нее на пару шагов на обочину, выцеливает добычу (в этом штате — только самца!) через оптический прицел...
Многие наши охотники, услышав такое, скептически усомнятся — об охоте ли вообще идет речь? Меня с самого утра посетила такая же мысль, но, подумав, я нашел этому объяснение.
Во-первых, в этом, как и во многом другом, и проявляются различия между Россией и Америкой, между нами и ними, между нашими традициями и привычками. Даже такая «автомобильная» охота по сравнению с комфортабельной повседневной американской жизнью создает много трудностей и утомляет, оказываясь приключением и испытанием.
Во-вторых, в Америке так охотятся не все. Некоторые (их безусловное меньшинство) все же предпочитают топтать на охоте землю собственными ногами, продираясь через дебри и добывая трофей потом и тяжелым трудом. Хороший пример тому — самый юный из нашей команды — водитель идущей перед нами «тойоты», двадцатилетний Джон, которого Андрей в глаза зовет Джон Джоныч (сын преуспевающего юриста, которого тоже зовут Джон).
На одном участке дороги он, передав руль напарнику, выскакивает из машины и, оговорив план действий, вприпрыжку пускается вверх по крутому склону, чтобы прочесать рощу наверху. Через час Джон спускается к назначенному месту, ничего не найдя и абсолютно взмыленный. Сразу видно, что этот юноша, хоть пока и горяч, но в целом молодец — умеет упираться.
На совершенно неразумной скорости (весьма необычное лихачество для повышенно аккуратных на дорогах американцев, несомненно, связанное с охотничьим запалом) наша вновь собравшаяся кавалькада несется к очередному выбранному для просмотра месту.
Вдруг передняя машина резко тормозит, и охотники выскакивают из нее с винтовками наизготовку. Олени. По краю вырубки, всего метрах в ста от нас идет группа из двух самцов и шести самок. Двигаются животные медленно, и, на мой непрофессиональный взгляд, выглядит все это как на стрелковом стенде. Выстрелов нет — самцы закрыты самками, но через секунду девятимиллиметровый «ремингтон» хлестко рявкает, выплевывая сизую струю выхлопа — и один из самцов, дернувшись и нелепо выгнув шею, с подкошенными ногами рушится в кусты. Боб попал.
Накануне вечером, проверив фотоаппараты, бинокль, диктофон и прочее полевое снаряжение, я сел за компьютер посмотреть, что у нас есть по оленям и оленьей охоте в Интернете. Всемирная компьютерная сеть, превратившая весь мир не то в одну огромную деревню, не то в рынок-толкучку (где, как на заборе, каждый вывешивает какое угодно объявление), основательно освоена охотниками и охотничьими организациями.
Здесь можно найти все: плотность популяций животных и количество добытых зверей в разных регионах; спутниковую карту погоды на данный момент и описания охотничьих домиков и отелей; каталоги охотничьего снаряжения (по которым прямо с экрана компьютера можно заказать то, что вам требуется); восторженные рассказы об охотничьих приключениях (подчас даже в стихах) с фотографиями удачливых авторов. Всего так много и все такое яркое, что невольно тянет отключиться от этого информационного великолепия и открыть неброскую традиционную книжку, где говорится об одном из самых распространенных и популярных объектов охоты в этом регионе США. Об оленях.
В видавшем виды полевом определителе с раздавленными между страницами комарами читаю, что эту лесную часть Северной Америки населяют три вида оленей, из которых один — благородный олень — крупный, а белохвостый и чернохвостый — мелкие, похожие на наших косуль. Американский благородный олень (Cervus canadensis), называемый индейцами «вапити», по-существу, не отличается от нашего изюбра.
Это крупный зверь весом до 450 кг и с рогами, рекордные размеры которых достигают почти двух метров. Ареал этого вида включает лесной Северо-Запад США и лесистые пространства Скалистых гор. Мелкие олени: белохвостый (Odocoileus virginianus) и чернохвостый (О. hemionus, прозванный за свою длинноухость «олень-мул») более обычны и распространены в США на большей части территории страны. Во многих парках и лесных массивах эти олени свободно выходят к человеку (браконьеров им опасаться не приходится, их просто нет) и кажутся полудомашними животными.
Благородный олень — гораздо более серьезный и скрыгый зверь, лишь в отдельных, уже десятилетия заповедных местах попадающийся на глаза.
Наш первый олень небольшой, с полуметровыми шилообразными рогами («шильник»), но это уже добыча. Особого внимания, однако, она не привлекает. Прямо на месте ему распарывают брюхо, и все внутренности просто выбрасываются под куст — американцы не едят из дичины ничего кроме мяса. Каждый, кто хоть однажды ел правильно приготовленную оленью печенку или язык, может лишь сострадательно усмехнуться, но таковы реалии.
Я же, наблюдая происходящее, думаю о том, что в азиатских культурах (Монголия, Китай) от добытого благородного оленя используется абсолютно все. И связано это не с дефицитом продуктов, а с особыми целебными свойствами органов этого животного, много веков, как известно, используемых восточной медициной. Еще одно свидетельство различий внимательно задумывающегося надо всем Востока и стремительно несущегося вперед (?) Запада.
